МОСКВА, 18 янв — ПРАЙМ. Экономики стран черноморского региона отличаются размером и структурой, и масштаб падения из-за пандемии у них был очень разный. Как они будут выбираться из этого кризиса и какие подводные камни могут скрываться на пути восстановительного роста, насколько сильно "модные" зеленые технологий способны изменить энергетический рынок Европы, и почему не стоит отказываться от инвестиций в "немодную" угольную генерацию, рассказал в интервью "Прайм" президент Черноморского банка торговли и развития (ЧБТР) Дмитрий Панкин.
— Какой, по вашему мнению, главный итог 2020 года, и какие прогнозы делаете на 2021 год?
— Ни один прогноз, который был актуален на начало прошлого года, не реализовался — настолько жизнь оказалась непредсказуемой. Главный итог – экономика научилась адаптироваться к новой реальности. По нашим оценкам, спад российской экономики по результатам 2020 года не превысит 3-4%, тогда как осенью были все причины ожидать 5% и более падения по итогам года.
Если сравнивать экономики стран, входящих в ЧБТР, то Россия находится в лучшем состоянии, чем, например, Греция или Румыния, где падение составит около 9% и 4,6%, соответственно. Там сильно пострадал малый бизнес и особенно туризм, который играет существенную роль в экономике Греции, Турции и Болгарии.
Экономика России базируется в основном на крупных, сырьевых производствах, а они в меньшей степени были затронуты кризисом, чем малый и средний бизнес. Падение сырьевых цен в первом квартале 2020 года стало настоящим ударом для российской экономики, однако во второй половине года цены на энергоресурсы стали расти, что дало благоприятный эффект. По нашим сегодняшним оценкам, в 2021 году Россию ждет восстановительный этап – умеренный, но стабильный рост в 2-2,3%.
- Не ожидаете каких-то новых угроз для энергетического сектора, в том числе, падения цен на нефть, на газ?
— Пока подводных камней не видно. Но урок прошлого года состоит как раз в том, что неприятности прилетают откуда не ждали. Оценки восстановительного роста строятся из ожиданий, что коронавирус будет преодолен – появились технологии лечения, началась вакцинация населения; авиакомпании надеются, что летом начнет восстанавливаться международное авиасообщение. Исходя из этой ситуации, ожидать резкого падения цен на нефть, на газ, на сырье, думаю, не стоит.
Но перед энергоотраслью очень серьезные вопросы ставят глобальные тренды: переход к возобновляемой энергетике, поиски новых энергетических технологий.
- Считаете, что возобновляемая энергетика уже в силах серьезно повлиять на традиционный сектор?
— Думаю, что революционных изменений в ближайшие 3-5 лет ждать не стоит. Но долгосрочные тенденции есть. Прежде всего, речь идет о сокращении доли тепловой энергетики, в первую очередь угольной. Также есть предпосылки для постепенного сокращения доли газовой генерации.
Мы ожидаем, что в ближайшие годы произойдет снижение стоимости возобновляемой энергетики примерно на 15-20%. В большинстве стран без мер господдержки возобновляемая энергетика пока не работает. Но на горизонте 3-4 лет она может превратиться из отрасли с "искусственным дыханием" в нормальный рыночный сегмент экономики. Соответственно, ее доля в общей генерации будет повышаться.
- То есть, главная проблема — это цена возобновляемой энергии?
— Ключевой вопрос — это поиск механизмов аккумуляции энергии. В чем проблема в солнечной и ветровой энергетике? Если есть солнце и ветер – то есть электроэнергия, а если их нет – то электроэнергии тоже нет. И здесь важно понять, как энергия будет аккумулироваться, когда есть солнце и ветер, но нет спроса на энергию; и соответственно, как это будет реализовываться, когда есть спрос, но нет солнца и ветра. И уже появляются проекты, которые направлены на решение этих задач.
Второй момент – это так называемые умные сети, когда идет децентрализация энергетических сетей, когда производство электроэнергии максимально приближается к потребителю, и когда каждый потребитель может стать производителем. То есть, у вас есть солнечная панель, и если вам не нужна электроэнергия – вы можете ее производить и передавать в сеть. Такие системы сейчас развиваются, и мы здесь видим перспективы роста на ближайшие три-четыре года.
Все идет к децентрализации замкнутых систем. Какие-то стандарты, сопряжение энергосистем, безусловно, необходимы. Также нужны механизмы перетока электроэнергии из одной системы в другую. Но, наверное, жесткое энергокольцо – как энергокольцо СССР, когда все системы работали из единого диспетчерского центра, уходит в прошлое.
— Это уходит в прошлое из-за экономики, новых технологий? Или из-за политических проблем?
— Оба фактора имеют значение. Политически очень сложно сейчас создать единый центр управления на постсоветском пространстве. Плюс появляются новые технологии. Новые виды генерации менее масштабные – речь не о миллионах, а о десятках тысяч киловатт, что дает возможность построения энергосетей нового поколения.
У нас уже есть много таких проектов в Украине, Греции, Румынии, Болгарии. Это, прежде всего солнечные и ветровые электростанции.
- Но от традиционных секторов вы тоже не уходите. Я так понимаю, что вы продолжаете инвестировать и в угольные проекты в том числе?
— Да. В ЕС закрывать угольные шахты никто не требует. Однако действуют штрафы и жесткий регламент по выбросам, которые очень велики на угольных электростанциях. На уголь сейчас приходится 40% мировой генерации энергии и 70% выбросов. И из-за новых требований по снижению вредных выбросов в атмосферу, угольная отрасль становится убыточна.
Кроме того, наверное, сейчас это просто немодная сфера и многие банки развития, допустим МБРР и ЕБРР, принимают скорее политические решения, не работать с угольной генерацией. А наша роль небольшого регионального банка развития состоит как раз в том, чтобы не идти в фарватере крупных игроков, не бояться "немодных" секторов, а искать свою нишу. И, на наш взгляд, угольная генерация – как раз и есть эта ниша.
Отрасль, которая дает миру чуть ли не половину от всей электроэнергии, невозможно быстро закрыть. А значит, надо идти по пути повышения эффективности ее работы: искать пути для снижения выбросов, внедрять современные технологии. Именно это и является одним из наших приоритетов.
- Вы готовите свою климатическую стратегию. Что в ней будет сказано об этих "немодных" секторах?
— Сейчас любому институту развития, любой крупной международной компании нужно иметь свою климатическую стратегию. Если ее нет – это все равно, что прийти в хороший ресторан в шортах или в театр в тренировочном костюме.
В концепцию климатической стратегии, которую мы планируем утвердить на ближайшем Совете директоров, мы закладываем определенные ориентиры по финансированию проектов по снижению выбросов. До заседания Совета подробности раскрывать не могу. Скажу лишь о главном изменении — теперь у нас будет своего рода климатический аудит.
То есть, каждый год мы будем оценивать не только финансовые результаты проектов, которые мы финансируем, но также большое внимание будем уделять общему объему выбросов по нашему инвестпортфелю. Оценка его динамики позволит определить последующие шаги для сокращения выбросов.
- ЧБТР ставит какие-то конкретные цели по сокращению выбросов?
— Скорее всего, у каждого сегмента портфеля будет своя цель. Также будем проводить оценку по всему портфелю.
- В прошлом году многие компании и в России, и в мире удачно размещались, состоялись крупные IPO, на рынке появилось много частных инвесторов. Аналитики ожидают настоящего бума размещений в 2021 году. Вы тоже его ждете? Насколько рискованны сейчас инвестиции в акции, на ваш взгляд?
— Я ожидаю "большого бума" на мировом рынке — в смысле, большого удара с точки зрения количества денег, выпущенных центральными банками. Если посмотреть статистику, баланс федеральной резервной системы год назад был 4 триллиона долларов, сейчас он 7 триллионов долларов. В ЕЦБ цифры были схожие (с 5 до 8 трлн евро). То есть в США предыдущее увеличение баланса ФРС на 3 триллиона долларов потребовало более 100 лет, сейчас это делается за год. Экономика сокращается, а объем денежной массы увеличивается — это беспрецедентная накачка деньгами экономики.
Какой от этого будет эффект — это, наверное, самый большой вопрос 2021-2022 годов. Сейчас на мировом рынке идет увеличение остатков на счетах физических лиц, на счетах компаний, идет рост всех индексов на рынке акций до беспрецедентных величин, хотя экономика стоит. Парадоксальная ситуация: экономика сокращается, перспективы не очень понятные пока, но идет бум на рынке акций, на рынке недвижимости, мы видим нулевые процентные ставки по депозитам, по бондам. Такая ситуация не имеет аналогов в истории.
Есть опасения, что на мировом рынке эта денежная масса приведет к инфляции, росту процентных ставок. Это будет означать, что пойдет падение и на акционерном рынке: как только по депозитам, по облигациям ставка увеличится, это будет серьезным ударом по рынку акций. Поэтому говорить о том, что акции — это гарантированное вложение для частных лиц — я бы этого очень опасался.
Неуверенная ситуация на финансовых рынках – это большая опасность 2021-2022 годов.
— То есть, вы поддерживаете меры по ограничению участия физлиц на рынке?
— Надо не запрещать людям вкладываться в акции, их производные, а помогать им осознать все риски с этим связанные. Чтобы потом они не начали массово требовать их защитить, как обманутых дольщиков под предлогом, что их никто не предупредил о возможных убытках. В 2019 и 2020 году был рост акций, а в 2021 и 2022 году его может и не быть. Люди должны это понимать.
Самый серьезный риск в 2021 и 2022 году, на мой взгляд, — это риск усиления инфляции. Мир разучился жить с высокой инфляцией, люди забыли, что такое стагфляция: когда идет и сокращение производства, и рост цен, и как вырваться из этого замкнутого круга – никто не знает. Такая ситуация была в 70-х годах, но про это все уже забыли. Последние 20 лет большинство стран не сталкивались с этой проблемой, а значит, у них нет "противоядия" против нее.
— Но в России не забывали про инфляцию, ЦБ все-таки сохраняет эту цель. Нам эти риски не грозят?
— В целом Россия очень сильно связана с мировым сообществом. То есть если пойдут эти процессы усиления инфляции, увеличение процентных ставок, падение на рынке акций в Европе и США, то автоматически это отразится и на российском рынке. Спрятаться в укромном уголке не получится. Мы здесь очень взаимосвязаны.
- Не очень много оптимизма в вашем прогнозе.
— Это не прогноз, я же не говорю, что это обязательно будет. Это риски, которые надо видеть. Не факт, что они реализуются. Может быть, нам удастся проскочить – за счет роста производства, структурной перестройки, за счет открытия границ, новых технологий – может быть, получится этот период пройти более легко. Но риск очень серьезный, он есть и его надо видеть.