МОСКВА, 12 ноя – ПРАЙМ, Мила Кузьмич. Африка является мировым лидером по количеству и качеству алмазных месторождений, при этом значительная доля алмазов на континенте добывается нелегально, а средства от их продажи часто идут на финансирование незаконных военных группировок. Страны-члены Кимберлийского процесса договорились не допускать на рынок так называемые "кровавые алмазы", но эффективность этой организации вызывает вопросы не только у сторонних наблюдателей, но и у самих ее участников.
Каким образом Россия, которая станет председателем Кимберлийского процесса в 2020 году, собирается это изменить, что ждет алмазный рынок в ближайшем будущем, и почему искусственные алмазы никогда не станут заменой натуральным бриллиантам, рассказал в интервью агентству "Прайм" замминистра финансов Алексей Моисеев.
—Россия в следующем году возглавит Кимберлийский процесс. Организация действует с 2000 года, когда государства — производители и потребители алмазов договорились, что на мировой рынок будут поступать только камни, добытые легально, с соблюдением международных норм. Какие инициативы готовит Россия к своему председательству?
— Многие наши предложения в работе с этим международным процессом направлены на то, чтобы учесть интересы африканских производителей алмазов. Считаем, что сейчас по целому ряду позиций мы их недоучитываем, поэтому хотим предложить несколько инициатив, чтобы исправить эту проблему.
Первая связана с Центральноафриканской республикой. Как вы знаете, ЦАР находится под санкциями: в 2013 году был введен запрет на торговлю алмазами, которые там производят. Позже эмбарго частично сняли. Сейчас существуют так называемые "зеленые зоны", откуда разрешен экспорт камней. Но запрет по-прежнему действует в "красных зонах" — на севере и востоке, где территорию контролируют антиправительственные вооруженные группировки.
Фактически для большого количества семей в этих регионах алмазы — единственный реальный источник пропитания. Поэтому даже если Кимберлийский процесс запрещает продажу алмазов из "красных зон", они, так или иначе, попадают на рынок. Понятно, что, если это единственный источник пропитания для людей — а, как правило, так и есть: артели старателей добывают алмазы вдоль русла рек и этим живут, — они будут продолжать это делать. Но им придется работать не легальным путем, а через бандитские группировки.
Для сравнения, до введения санкций Центральноафриканская республика добывала 350 тысяч карат в год. Сейчас официальная цифра по добыче — 39 тысяч карат. Это алмазы, которые идут через "зеленые зоны". Возникает вопрос — а что с остальными?
Мы подозреваем, что объемы, которые добывались там до санкций, продолжают добывается и сейчас. Соответственно практически весь этот объем, то есть разница между 350 и 39 тысячами карат, оказывается на мировых рынках в виде контрабанды, и никак не учитывается Кимберлийским процессом. А вырученные средства находятся в распоряжении преступников.
Считаем, что действующие запреты, во-первых, несправедливы по отношению к беднякам, у которых это единственный способ заработать себе на пропитание. А во-вторых, мы этими запретами просто дискредитируем Кимберлийский процесс, отсекая от легального рынка большое количество произведённых и находящихся в обороте алмазов.
- И какое решение предлагает Россия? Разрешить экспорт камней из "красных зон"? Отменить эти санкции?
— Да. Вернуть их обратно в легальное поле. Механизм должен быть выработан с Правительством Центральноафриканской республики и рабочей группой по мониторингу.
- Как вы это сделаете? Если это те самые конфликтные алмазы, которые Кимберлийский процесс как раз пытается с рынка убрать?
— В этой части мы представили предложения наравне с другими странами-участниками по расширению определения неконфликтных алмазов – то есть добытых легально и без нарушений международного гуманитарного права. Действующее сейчас определение неоднократно критиковалось и раньше. Считаем, что оно недостаточно хорошо охватывает вопросы, связанные со злоупотреблениями в алмазной отрасли, и не удовлетворяет многих участников процесса.
Например, понятно, что крупные компании соблюдают все нормы при промышленной добыче алмазов. Но есть вопросы, связанные с полупромышленной или старательской добычей. Участники Кимберлийского процесса постоянно поднимают вопросы прав граждан, которые используют такие способы добычи.
Мы рассмотрели несколько примеров, в частности, посмотрели на практику, реализованную в Анголе. Это практика так называемых кооперативов. Люди, которые работают непосредственно на земле и добывают алмазы, объединяются в кооперативы, основанные при участии местных органов управления. И доходы от этих алмазов распределяют в справедливой пропорции между теми, кто их добыл и местными органами. В результате, с одной стороны, нет фактов обмана, когда за алмаз стоимостью в несколько тысяч долларов люди получают один доллар. Здесь они получают справедливую цену. С другой стороны, органы власти имеют доходы, которые могут направить на развитие общества – строительство школ, обеспечение свежей водой и другие мероприятия.
Мы планируем эту практику транслировать и продвигать, чтобы она становилась частью стандартов Кимберлийского процесса. Именно с точки зрения защиты прав тех людей, чьими руками добываются камни.
Просто ввести какие-то стандарты и закрыть то, что не подходит под них — это не решение вопроса. Нужно сделать стандарты, которые подойдут всем, и следить за тем, чтобы они исполнялись.
- В Анголе работает и российская "Алроса". Как вы оцениваете ее присутствие в этой стране?
— Сейчас "Алроса" является крупнейшим инвестором в алмазодобывающей отрасли в Анголе — там давно и успешно работает ее совместное предприятие Catocа. Сейчас начинает работать новое крупное месторождение, уже добывают первые камни. И на самом деле это большой успех, потому что буквально еще два-три года назад добыча в ангольском алмазном проекте "Луаше" казалась дальней перспективой. Поэтому большим успехом является то, что удалось правильным образом структурировать и вопрос отношений, и вопрос раздела доходов между государством Ангола и компаниями.
По действующему там порядку все камни компания должна продавать местному монополисту. Нам удалось договориться и установить цены, которые дают приемлемый уровень дохода и позволяют компании заработать.
Во многом благодаря, в том числе, политике президента Жоау Лоуренсу, при котором в Анголе проходят существенные изменения в лучшую сторону, в том числе, в вопросах прозрачности ценообразования и распределения алмазного сырья.
"Луаше" хороший проект еще и потому, что он дает качество камней, которые, к сожалению, сейчас очень тяжело найти на существующих месторождениях Якутии и в Архангельске. Россия является крупнейшим в мире производителем алмазов и нередко у нас добываются большие хорошие камни, но качество алмазов в Африке, конечно, сейчас более высокое.
- Если вернуться к Кимберлийскому процессу – все страны согласны с вашими предложениями?
— Не все. Мы сейчас формируем экспертную группу, которая будет оценивать эти предложения и думать над ними. Конечно, новое определение должно быть предельно четким, нужно исключить возможность двоякого толкования тех или иных норм.
За основу мы предлагаем взять Женевскую конвенцию от 1949 года, которая описывает все случаи нарушения международного гуманитарного права (пытки и бесчеловечное обращение, преднамеренное причинение тяжелых страданий или серьезного увечья и другие), и которая, кстати, ратифицирована всеми участниками Кимберлийского процесса.
— Но на этом не исчерпываются наши инициативы?
— Еще одна наша инициатива касается членства в организации. У нас, как ни странно, большое количество африканских стран до сих пор не являются членами Кимберлийского процесса, причем это крупнейшие государства: Алжир, Египет, Кения, Буркина-Фасо, Нигерия, Руанда, Мозамбик и многие другие. Во многих из них потенциально может вестись добыча и существовать развитый рынок торговли, но как-то исторически сложилось, что они не участвуют. Мы полагаем, что это неправильно, поскольку цель Кимберлийского процесса – охватить весь мировой рынок.
Почему многие африканские страны не входят — непонятно. Считаем, что всех их надо поэтапно включать, чтобы принципы организации становились всеобщими и обязательными для всех. Кимберлийский процесс находится под эгидой ООН, а значит, он должен быть максимально открытым.
— У самих этих стран есть желание войти в процесс? И не будет ли тут каких-то сложностей?
— У некоторых есть, про других мы ничего не знаем, никто никогда с ними этого не обсуждал. Но в целом, вступление в Кимберлийский процесс — вещь непростая. Существуют случаи, когда дело сильно затягивается, поскольку решения в организации принимаются консенсусом. Если его нет, и кто-то против — тогда страна не может стать членом Кимберлийского процесса. Нужно полностью исключить политическую составляющую участия стран и наблюдателей в процессе.
- И как вы предлагаете это решить?
— Мы предлагаем действовать в рамках действующего комитета по участию и председательствованию, который в следующем году возглавит Индия, и начать переговоры с африканскими странами по вступлению. Вступление в Кимберлийский процесс, конечно, наложит на членов организации определённые обязательства, но эти обязательства не слишком суровые: необходимо, по сути, обязаться выдавать кимберлийские сертификаты, вести статистику камней, иметь ответственный орган, который обеспечивает контроль за соблюдением требований схемы сертификации Кимберлийского процесса. Мы, таким образом, получим полную и честную картину по мировому рынку.
- Речь идет только о расширении? Проводить полную ревизию среди членов организации вы не планируете?
— У нас есть другая инициатива, мы пока ее официально не заявляли, в отличие от предыдущих участников процесса — хотим поддержать председателя в 2016 году. Это Арабские Эмираты, которые обратили внимание на то, как отбираются в Кимберлийский процесс так называемые представители гражданского общества.
Сейчас исторически так сложилось, что одиннадцать представителей гражданского общества в рамках коалиции имеют статус наблюдателей в Кимберлийском процессе. Это всегда одни и те же люди, они часто аффилированы с какими-то крупными европейскими, американскими институтами, но к их мнению все прислушиваются. Понятно, что у многих стран — членов организации есть повод к недовольству, и мы хотим также этот вопрос рассмотреть.
Нужны прозрачные правила отбора представителей гражданского общества, нужна их ротация. Почему сейчас именно эти представители там присутствуют, а не другие? Ответ один — исторически так сложилось. Никакой системы отбора нет.
На это первыми обратили внимание Арабские Эмираты, когда председательствовали и, честно говоря, мне кажется, правильно сделали. В чем заинтересованы эти организации? Они часто заявляют о нарушении прав граждан в африканских странах. Давайте посмотрим, почему их так заботит эта тема? Может быть, потому, что кто-то хочет ограничить поступление алмазов из этих стран на рынок?
Нужен прозрачный механизм отбора представителей гражданского общества. Необходимо прописать правило, исключающее конфликт интересов. Правило есть и сейчас, но нет определения – в чем этот конфликт интересов проявляется и какая политика должна быть по его предотвращению. В этой связи мы представили проект соответствующего административного решения КП "О конфликте интересов", который полностью раскрывает понятие и требования о том, как его избежать. К сожалению, он тормозится нашими коллегами из США и ЕС.
— Цены на алмазы на рынке сейчас и так низкие — вы думаете, что после всех этих инициатив они не упадут еще больше? Вы ожидаете роста цен на рынке?
— Да. Я уверен, они будут расти, на это есть разные причины. Первая причина — рыночная, и она самая значительная: это выбывание большого количества мощностей по производству алмазов. В первую очередь это закрытие рудника Argyle в Австралии — крупнейший в мире рудник, и заменить его нечем. Многие другие месторождения тоже находятся на грани исчерпания. Например, в Архангельской области вопрос рентабельности добычи по текущим ценам встанет уже через три-четыре года. Очевидно, таких выбытий будет очень много. Либо это предложение восстановится, либо цены будут расти.
Вторая причина в том, что угроза "синтетики" для рынка оказалась далеко не такой реальной, как казалось ранее. Почти во всех странах начинают разделять синтетику и натуральные камни. До этого была точка зрения. Помните, когда американская комиссия по торговле сказала, что синтетика имеет такие же потребительские свойства, что и натуральный камень? Это так, но все также согласились, что покупатель должен иметь четкую и ясную информацию о том, что он приобретает.
Даже новый бренд, который запустил De Beers специально для искусственно выращенных камней — Lightbox, медленно, но верно спускается в нишу бижутерии. Натуральный бриллиант имеет совершенно иную особую карму.
Третья причина – это маркетинг. Последние годы у бриллиантов совершенно не было кампании по маркетингу, а как известно, рынок не может существовать без маркетинговой поддержки. De Beers, надо отдать им должное, создал этот рынок – с их подачи появилась "Diamonds are a girl’s best friend", именно они создали традицию дарить помолвочное кольцо. Сейчас это возвращается: всемирный совет производителей алмазов запустил ролики, которые транслируются по телевидению, у них появился новый слоган – "Real is Rare" (настоящее редко).
Все боялись, что миллениалы не будут покупать бриллианты – как бы не так. Миллениалы их активно покупают. Наверное, в 20 лет больше всего хочется айфон, а в 30 – уже бриллиант. По мере роста рынков с традиционными ценностями, в основном это азиатские рынки, спрос будет расти.
Еще одна причина в том, что сейчас на рынке мы наблюдаем реализацию большого количества запасов алмазов и бриллиантов — с одной стороны это связано с тем, что международные банки, в том числе и индийские, а Индия у нас – мировой центр огранки, очень сильно ужесточили стандарты кредитования. Они перестали финансировать заведомо убыточные операции по производству бриллиантов. Это приводит к тому, что на первом этапе производителям придется сбросить весь сток, а на втором они должны будут резко ограничить свое производство, сохранив его только там, где это действительно реально приносит прибыль.
С другой стороны, в последние годы мы наблюдали несколько скандалов, которые были связаны с подмесом синтетики. Это привело к тому, что очень большое количество людей просто уходят из бизнеса, предварительно распродавая по бросовым ценам свои запасы.
Эти процессы, видимо, продлятся еще какой-то период. Сложно оценить, сколько по времени это займет, но я думаю, что в конечном итоге приведет только к оздоровлению рынка.
- Вы говорите – отделить "синтетику". Вы ее вообще не учитываете в Кимберлийском процессе? Нет ли такого желания? В России тоже производят синтетические алмазы.
— Кимберлийский процесс представляет алмазный рынок. Синтетика не является частью этого процесса. И мы должны обеспечить защиту рынка, не в смысле протекционистских мер. Человек, который покупает кольцо с бриллиантом, должен понимать, что это природный бриллиант, а не синтетика. Он должен осознанно делать этот выбор.
Для российского производителя синтетические камни – вещь техническая. Они занимают достаточно видное место на рынке, но производители считают, что такие камни относятся больше к техническим алмазам – и в этом действительно есть логика, потому что можно сделать специальную форму, делать камни с заданными техническими требованиями.
Но если речь идет об уникальном камне, который должен стать символом какого-то значимого события в вашей жизни – синтетика не подходит. Это не уникальный продукт. А чтобы у покупателей была полная ясность, какой камень он приобретает, необходимо создать систему прослеживания что называется "от шахты до кольца на пальце", а это возможно реализовать только в случае введения информационной системы прослеживаемости, посредствам маркировки.
— Вы ранее уже рассказывали о планах по внедрению международной электронной системы прослеживаемости алмазов. Как она продвигается?
— Она носит двухуровневый характер. Первый уровень — наша, российская система, мы ее тестируем. Уже есть законопроект о введении обязательной системы, он согласован со всеми ведомствами, осталось получить согласование Минпромторга. Надеюсь, что мы в ближайшее время уже этот законопроект досогласуем и внесем на рассмотрение в Государственную думу. Сейчас система в России уже работает, но работает на добровольной основе. А чтобы достичь тех целей, которые мы поставили, это должно быть обязательным для всех.
- И в чем эти цели?
— Цель – прослеживать движение, в том числе драгоценных камней. Это позволит, во-первых, полностью понимать происхождение алмазов, вывести рынок из тени, поскольку мы будем прослеживать движение алмазов буквально от добычи до конечного покупателя.
- На уровне ЕЭС мы тоже хотели ее внедрять. Договорились с партнерами?
— Они согласились с концепцией. Летом этого года было подписано соглашение о взаимном признании пробирных клейм. Электронная маркировка – это по сути и есть машиночитаемое пробирное клеймо. В соглашении написано, что мы признаем пробирные клейма друг друга только в случае реализации двух условий. Первое – это введение существенных наказаний за подделку. Нет никакого смысла вводить пробирные клейма, если наказание за их поделку – 100 рублей.
Второе – если страна ввела систему электронной прослеживаемости, то она допускает на свой рынок только те страны, которые тоже ввели свою систему электронной прослеживаемости. То есть, если предположить, что Белоруссия сделает это первой – а они в этом дальше нас продвинулись — то после этого они не пустят нас на свой рынок до тех пор, пока мы не доделаем свою систему.
- Тестирование системы прослеживаемости в России уже принесло какие-то результаты? Вы можете сделать какие-то первые выводы?
— Я уверен, что мы сможем получить интересные результаты, когда система станет обязательной для всех. Вы помните, что было, когда у нас вводилась обязательная маркировка меховых изделий? Тогда легальный рынок вырос сразу в несколько раз, у нас даже не хватало марок.
- Ждете такого же эффекта на рынке бриллиантов?
— Да. Вот цифра, которую мы любим приводить: в России импортируется бриллиантов официально всего на 200 миллионов рублей в год. Это, конечно, смешно, потому что это стоимость нескольких камней. Разумеется, такого не может быть в действительности.
— Другие члены Кимберлийского процесса поддерживают ваши планы по прослеживаемости?
— Да, в целом все поддерживают. Некоторые страны и компании сами идут этим путем. Другое дело, что это требует достаточно значительных инвестиций. Но наши партнеры очень внимательно изучают наши подходы и готовы использовать наш опыт.
— Речь идет о создании какой-то единой международной системы, на общей платформе? Кто будет ее создавать и поддерживать?
— Нет, каждая страна создаст свою систему, просто они должны быть совместимы. Также, как сейчас работает кимберлийский сертификат: в каждой стране есть ответственный орган, который выдает эти сертификаты — в России это Гохран. Все остальные страны принимают сертификат, выданный Гохраном, а в случае необходимости этот орган может подтвердить подлинность или не подлинность сертификации. Такая электронная система должна быть выстроена на международном уровне.
Но если бумажный сертификат можно подделать, то электронный – уже сложнее, потому что будет общая база, в которой будут сразу видны все номера сертификатов. Эти инициативы мы намерены продвигать в рамках председательства в КП.
- Председательство в Кимберлийском процессе длится всего один год. Вы успеете реализовать все свои инициативы? И что из этого у вас в приоритете?
— Многие инициативы, о которых я говорил, инициировались еще в предыдущие годы. По поводу формулирования нового определения конфликтных алмазов — эта работа идет уже несколько лет, и мы надеемся ее завершить. Историю с ЦАР мы хотим отработать.
Кроме того, хотим создать постоянно действующий секретариат Кимберлийского процесса, избрать секретаря, и определить рамки его работы.
