Однажды на встрече с Аланом Гринспеном я с легкой иронией спросил его, мол, Россия разрабатывает концепцию регулирования финансовых рынков, в мире существует несколько моделей, дескать, чью модель стоит использовать в России. Поняв ироничность моего вопроса мудрый гуру финансового рынка, тогда еще, глава Федеральной Резервной Системы США, улыбнувшись, ответил, что в мире нет идеальной системы, и что он знает о наших (российских) экспериментах с безналичными ценными бумагами, и что ВЫ (Россия) знаете НАС (мировой финансовый рынок), лучше чем МЫ ВАС. А поэтому Россия с учетом этого знания своих и мировых ошибок может попробовать построить свою модель.
Действительно, в начале 90-х в России на финансовом рынке одновременно с печально знаменитыми "пирамидами" происходили не менее интересные события. В конце советского периода экономические ВУЗы СССР (Финэк и ЛГУ в Питере, и МГУ в Москве) "выпускали" по 15-20 дипломников по специальности "Финансы и кредит" и к бурно начавшимся 90-м, в стране катастрофически не хватало финансистов. Банки в качестве управляющих/гендиректоров, назначали кого попало, лишь бы соискатель имел какое-нибудь экономическое образование. (Кстати банкиры, как – Банкиры с большой буквы, в России начали появляться только после кризиса 1998 года.)
А на фондовом рынке в то время, в силу абсолютной его новизны и не сопоставимой сложности, было еще хуже, царила "анархия - мать порядка", потому что детали Рынка, Его Величества Капитала, не понимали ни академики, ни большинство "практиков" (кстати и до сих пор в глубине понимания чиновников и теоретиков есть проблемы). И тогда здоровым ядром фондовиков стали "технари" - инженеры, физики, математики, не отягощенные глубоким знанием политэкономии, социалистической экономики, но с изрядным интеллектом и интересом.
Переводные книжки "Экономикс", Торговый и Коммерческий Кодексы, "Доклад Тридцати" и т.п. читались, как в свое время "Архипелаг ГУЛАГ" - "в списках". Мы не понимали, почему только "деньги назначенное средство платежа", в то время, когда за "чеки" можно купить многое, даже бутылку водки. И зрела тогда крамольная инженерная мысль, что средством платежа может быть любой финансовый инструмент при достаточной ликвидности - способности приемлемо быстро превращаться в объекты потребления. Вникали, в чем отличия между учетом прав собственности на акции и учетом акций, как объектов собственности. Почему только в России поставка против платежа (Т+0) может означать расчеты в реальном времени, а не расчеты "день в день", как в приличных странах.
Недаром в конце недельного пребывания в 94-м делегации СПФБ (Санкт-Петербургской Фондовой биржей) Дойче Банк собрал не запланированную в программе пресс-конференцию 15-ти крупнейших СМИ Германии, чтобы заявить, что СПФБ - самая интеллектуальная биржа России. Наверное, потому что остальные приезжали в основном пиво попить. И спустя год немецкий банк развития KFW, через Немецкое общество содействия развитию финансовых рынков Центральной и Восточной Европы, выделил 1 млн. DEM на создание модели Операционного (расчетного) биржевого Депозитария. Кстати "поставка против платежа в реальном времени", как модель, работала на СПФБ еще в 1995-97 на торгах Облигациями Санкт-Петербургского муниципального займа.
К сожалению, пока нам не удалось выстроить рынок ценных бумаг, рынок финансовых инструментов, рынок капитала, который можно было бы считать, хотя бы соответствующим уровню развития экономики России. Чиновники докладывают о невероятном росте капитализации фондового рынка. Мол, догнали Германию, теперь догоняем Японию, и к Новому году, мол, уже догоним. Но умалчивается, что Россия давно и надолго (если ничего не менять) уже имеет первое место в мире по концентрации капитализации и оборота. То есть 5% крупнейших эмитентов России, числом 13 дают 80% всей капитализации и 98% всего торгового оборота. В США, которые стоят на последнем месте в этом списке – 5% крупнейших числом примерно 300 дают только 20% всего оборота. При этом в России имеет 307 (в другом списке рядом с Турцией - 309) листинговых эмитентов, а в США их около 5000. А кроме того общая емкость финансового рынка в отношении к ВВП в России 86%, а в Англии более 700%, да и в развивающихся странах более 200%. То есть в России это не финансовый рынок, а его работающий макет.
Я тот самый инженер
В начале 90-х годов Россия переживала романтический период и одновременно странную трансформацию посттоталитарной страны, в которой не было и быть не могло никакого рынка (тем более - рынка капитала) в страну с элементам рыночных отношений. Мы закладывали, как могли, его фундамент. Переход Отечества на новые экономические рельсы носил налет авантюризма. Но создавать на пустом месте первые основы финансового регулирования, финансовых инструментов, правил поведения, очевидно, по-иному было нельзя. Платформа рынка ценных бумаг в 90-х строилась с одной стороны чиновниками, с другой - самим коммерческим сообществом. И те, и другие не были экономистами или финансистами с системным образованием. Это были инженеры и математики, как, например, Анатолий Левенчук или я собственной персоной. Первыми нашими экономическими университетами были простые профессиональные "тусовки". Я принимал участие в первых мероприятиях, организованных РИНАКО (тем самым Левенчуком), где участники с инженерным прагматизмом подходили к проблеме, одинаково для всех новой. Может быть поэтому Анатолий Левенчук ввел термин "финансовая инженерия" и "финструменты", а позже создал Институт коммерческой инженерии. Позже таких "тусовок" стало много, они проходили в пансионатах "Юность", "Турист", "Сенеж".
Это было не просто романтическое, а поистине прорывное время. Как будто какой-то тромб оторвался, и страна, ринулась в бурный рыночный поток. Как и кому было с ним справляться? Чиновники разных уровней тогда еще не гнушались спросить у представителей рынка "А как вы думаете?". Присылали на экспертизу проекты нормативных актов.
Я - тот самый инженер, кроме того, сильно увлекающийся физикой. Накануне новой истории с 1985 по1988 гг. я работал в гидрометеорологическом институте. Темы моих работ, – предгроза, предград. Мне, как и многим, просто надоело работать инженером. Маленькая зарплата, в сущности "зряплата", ссоры за премии, философствование на кухнях и в курилках, да прожигание времени - вот что такое было советские ВУЗы и НИИ.
Спасало меня мое хобби - альпинизм. Короткие мгновения интересной жизни. И мы искали возможность применения опыта сложных стеновых восхождений, чтобы заработать. В результате я свою трудовую книжку положил в строительном управлении. Создал бригаду промышленного альпинизма. В СМУ пришла наша группа молодцов и сказала: "Вы мучаетесь с ремонтом цеха уже два месяца, и еще два маячат впереди. Мы со своим альпинистским снаряжением без строительства лесов, сделаем все, что нужно за две недели". Однако платить нам больше 300 руб. в месяц не могли, поэтому, компенсацию мы брали временем - за неделю вырабатывали месячную норму, а 3 недели использовали по собственному усмотрению. В табеле нам ставились рабочие дни. Вот вам лицо "квазирынка". Нас ненавидели, называли "подснежниками", но вынуждены были с нами считаться. Мы делали план и то, работы, которые никто сделать не мог.
Так было до июля 1988 года. И вот.… Сидим в горах, позади несколько сложнейших восхождений, в том числе на Чемпионате СССР – вертолет привозит почту, в ней "Известия". А в ней - закон о кооперации. Ура! То, что нужно для самореализации в законной форме... Уже 24 августа был создан производственный кооператив высотных работ "Алтус" (высота). Члены кооператива – шесть мастеров спорта по альпинизму. А к середине сентября мы заключили первый большой договор на капитальный ремонт 150-метровой трубы института "ЛенНИИ Химволокно". Она дала усадку на одну из четырех "ног", и три года находилась под аварийным предписанием немедленно устранить проблему, так как конструкции трубы уже начали разрушаться. Гендиректор и главный механик "сушили сухари", т.к. рядом с трубой находились химпроизодство и пороховой завод. И вот мы, шесть дураков, обязались трубу укрепить и защитить. Кстати, до нас от этой работы отказались все государственные монтажные организации. Как мы зимой подняли вручную 15 тонн металлоконструкций, смонтировали их и сварили – вопрос отдельный. Но закончили дело и получили безумные, по тем временам, деньги - 150 тысяч рублей. Напомню, тогда "Жигули" стоили 5 тысяч.
В декабре того же года, на третий день после землетрясения в Ленинакане, при поддержке Ленгорисполкома я первым спецрейсом, во главе группы из 10 сотрудников кооператива, профессиональных спасателей, вылетел к месту катастрофы.
После возвращения понимая, что для дальнейшего роста не хватает знаний (не лазить же до пенсии по трубам!) я записался на первые, организованные в Питере, курсы по внешнеэкономической деятельности. Это событие стало поворотным в моей биографии. Там, всем желающим по выходным читали лекции управляющие из "Моснарбанка" (Лондон), из Академии внешней торговли, из Государственной внешнеэкономической комиссии, юристы-международники. Мы с упоением занимались с раннего утра до позднего вечера. Курсы за пять месяцев глубокого погружения, позволили хорошо обобщить текущие экономические и правовые знания, понять смысл маркетинга и проникнуться значением сферы "финансов", понять, что финансы и есть высшая математика бизнеса. Отдельная благодарность преподавателям, настоящим увлеченным подвижникам. Учеба закончилась в мае 1989 года, к этому времени я точно знал, что строительство и высотные работы для меня – пройденный этап.
В то время уже вовсю шли разговоры о ликвидации государственной монополии на внешнюю торговлю. Говорят в декабре 88-го в Государственной внешнеэкономической комиссии висел плакат - надгробная плита с надписью "Госмонополия на внешнеэкономическую деятельность".
Позже я получил еще одно образование, уже экономическое, в 1990 году окончил институт повышения квалификации при Ленинградском Финансово-экономическом институте. А в 92 или 93-м уже спонсировал первый в России учебник по ценным бумагам профессора Виктора Семеновича Торкановского, моего двойного тезки и коллеги по Наблюдательному Совету СПФБ. Учебник был, конечно, слабенький, но первый.
Осенью 1991 года я пошел на первые курсы по подготовке к сдаче экзаменов на аттестат Министерства финансов по рынку ценных бумаг. Пусть простят меня сегодняшние соискатели аттестатов, сейчас это уже рядовое событие, в начале 90-х все было иначе. Тогда же я впервые познакомился с Беллой Златкис, Сашей Потемкиным и Игорем Костиковым – Белла Ильинична принимала экзамены, Потемкин читал лекции, а Игорь, используя свои связи в Минфине, делал бизнес на подготовке соискателей аттестатов к экзаменам. В апреле следующего года в составе первой группы выпускников из 200 человек я получил аттестат первой категории.
Костиков, кстати никогда не был "питерским" по духу. И среди первых "ценнобумажников" такой фамилии не было. Он был хороший администратор и неплохой коммерсант. И до сегодняшнего дня, я глубоко убежден, он не до конца понимает нюансы в сфере ценных бумаг и финансовых инструментов. В общем виде – да, но не более.
Это было не единственное место взаимодействия первых одержимых. К моменту появления курсов уже существовала, как я уже упоминал, "тусовка РИНАКО", где мы предпринимали первые попытки обсудить возможности развития рынка ценных бумаг и всего финансового рынка в России, как единого целого.
В декабре 1992 года я один из первых в стране получил и персональную лицензию Госкомимущества на право управления чековыми инвестиционными фондами (с однозначным номером). У чиновников еще не было своего счета и я принес Дмитрию Васильеву расписку от РИНАКО с обязательством расплатиться за меня, когда у ГКИ появится счет.
Акционерный кошмар Ходорковского
Наконец, появились акции, выпустила их группа МЕНАТЕП. Это было первое и самое неожиданное на моей памяти размещение. Мои преподаватели на курсах убедили меня, что финансы, сфера очень чувствительная к репутации, любая ошибка - клеймо на всю жизнь. "Комсомольцы" из МЕНАТЕПа этого видимо не знали. Бумаги, выпущенные номиналом в 1000 руб., банк сам продал по 150, потом сам же выкупил – уже за 200, вновь продал за 250, и купил за 300, таким образом, поднял цену до 800 рублей! Вот пример, как легко было в то время акции стоимостью цены бумаги, на которой она напечатана, довести до уровня значимой цены - 800 руб. Первый выпуск стал первым образцом манипулирования. Далее появились предъявительские бумаги "НИПЕК", они запомнились тем, что на торги их таскали чемоданами. Правда, выпущены они были уже на хорошей бумаге.
Мы тогда рассуждали: "Какая глупость печатать бумагу, чтобы потом в расчетах возить их сумками". Это повышает издержки и сдерживает расчеты и оборот. Чувствовали, что не нужно повторять путь развития Запада и все ценные бумаги нужно дематериализовать законодательно. Так появились бездокументарные акции РИНАКО и ее проектов, в частности телекомпании ВКТ (которая собиралась даже приватизировать весь телецентр "Останкино"). На самом деле это была еще просто игра в рынок.
Честно говоря, основной рывок развитию рынка ценных бумаг у нас дали ваучеры – "чеки". Если бы не они, неизвестно, чего бы мы сейчас достигли. Вначале ваучер задумывался как именная бумага. Именные ценные бумаги сразу бы потребовали решения большого ряда вопросов – например, регистрации и перерегистрации права собственности на них для населения. Поэтому ваучеры на предъявителя выпустили с целью минимизации затрат на организацию обращения, хотя и объявлялось, что единственная цель ваучеров - вложение. Но на рынке ваучер ("чек") стал первым после денег предъявительским инструментом.
Первые депозитарии, как массовое явление, также обязаны своим появлением ваучерам. Слово "депозитарий" впервые официально появилось в Указе Президента Российской Федерации от 7 октября . № 1186 "О мерах по организации рынка ценных бумаг в процессе приватизации государственных и муниципальных предприятий". РИНАКО к тому моменту уже фактически собрал работающий макет первого отечественного депозитария. Он был, по существу, экспериментальной моделью расчетов безналичными акциями с вынесенным терминалом. Депозитарий морского порта "Восточный" находился в Находке, а в Москве на Мясницкой в течение 15 минут происходила перерегистрация его акций. Но была и попытка построить на манер Немецкого кассового союза - Московский кассовый союз, Расчетно-депозитарный центр при СПВБ и что-то подобное в Екатеринбурге, куда "прихватизаторы" и "торгаши-спекулянты" должны были депонировать чеки, открывать безналичные счета и рассчитываться уже безналичными "чеками". К счастью эта идея умерла, так и не родившись.
Возможна эта неудача и подвигнула Васильева и Чубайса на истинно революционный шаг: спрямить эволюционный завиток в развитии – совсем отказаться от наличных физических ценных бумаг. Немецкий кассовый союз до сих пор осуществляет никому не нужное физическое хранение ценных бумаг в подвалах под толстым слоем пыли (дабы каждый честный бюргер имел возможность взять свою ценную бумагу в руки), а в России с этого момента депозитарий – компьютер.
Людей, игравших тогда большую роль, я встречаю и сейчас. Дима Васильев – теперь мы дружим, да и раньше не ругались – но спорили до хрипоты. Александр Степанович Колесников, тогда заместитель начальника Госкомимущество, сейчас у Чубайса занимается акционерами, член Правления РАО "ЕЭС России", бывший первый заместитель председателя Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг РФ Игорь Иванович Бажан работает у меня - заместителем руководителя Аппарата Комитета по собственности Госдумы РФ. Валя Завадников в Совете Федерации возглавляет Комитет. Рубен Варданян – олигарх. Ребята из РИНАКО тоже не потерялись.
Таким образом, РИНАКО был первым безналичным самостоятельным депозитарием. Остальные депозитарии создавались, как правило, при каждом чековом фонде. А их было множество - в 1996 году оказалось зарегистрировано 760 штук. И при каждом втором существовал собственный депозитарий. В связи с тем, что денег в то время у фондов было тьма, то каждый делал свой стандарт депозитария. Потом "вспомнили", что депозитарии должны технологически общаться в расчетах. Не случайно когда создали ПАРТАД, первую саморегулируемую организацию депозитариев и регистраторов, то важнейшей задачей стало разработка единых стандартов расчетов. Кстати, это был по существу первый акт саморегулирования. Не власть дала стандарт нормативным актом, а организовавшееся профессиональное сообщество.
Текущих для того времени моделей депозитариев, как я уже говорил, существовало несколько: во-первых, РИНАКО, как система для страны она не заработала, вторая – предельно децентрализованная, при фондах приватизации, была стандартизована впоследствии и третья модель – региональные узлы по расчетам чеками – Расчетно-депозитарный центр в Питере, в Екатеринбурге и Москве, умерла. Причем самая перспективная для целей развития расчетных технологий, на мой взгляд, была модель депозитария РИНАКО.
В 1994 году в Питере мы сделали попытку привести депозитарный бизнес уже в некую единую систему. Пытались теоретически отделить биржевые-расчетные депозитарии от клиентских – кастодианов и депозитариев хранения – регистраторов…
Плескачевский Виктор Семенович
1988 – 1991 - председатель производственного кооператива "Алтус".
1990 - 1993 - руководитель МСП "Алтус"
1991 - 1997 - управляющий инвестиционной компании "Алтус БИС" (ALTUS Broking Investment Service).
1992 - учредитель ЛФБ (позже - СПФБ) и ЛТФБ (позже - СПТФБ)
1992 - 1997 - член Совета Директоров по развитию СПФБ
1995 – 1999 - руководитель Фонда развития и инвестиций "Преображенский" (группа "Алтус").
1999 – настоящее время - депутат Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации.
2000 – настоящее время - Председатель Комитета Государственной Думы по собственности.
2000 - настоящее время – Председатель Совета директоров ПАРТАДа.
2006 - настоящее время – Член Правления Российского Союза Промышленников и Предпринимателей.
* (с) "История российского фондового рынка: депозитарии и регистраторы". Книга первая
Печатается по разрешению АНО "Экономическая летопись"
Все права на данные фрагменты принадлежат АНО "Экономическая летопись" 2006-2007
