Направление исследований института и лаборатории были далеки от чистой физики, так что пришлось изучать биохимию, сдавать кандидатский экзамен по общей и морской биологии. К этому добавилась еще одна проблема — немецкий язык, оказавшийся абсолютно ненужным в научной работе, и незнание английского, просто необходимого. Осилил английский, сдал экзамен, и почувствовал себя свободным в мире научной информации. И все это в сжатые сроки, параллельно с участием в обязательных в то время сельхозработах и стройках (в то время это было нормально, считалось, что наука должна двигать страну к коммунизму не только на своих фронтах). Отчитываться о проделанной работе приходилось научными публикациями, две-три в год — обязательно.
Тогда мне казалось, что это глобальное перепрофилирование последнее в моей жизни.
Работа проходила на биостанции (приблизительно в от Владивостока), где располагалась экспериментально-техническая база лаборатории, в непосредственной близости от "большой воды", в новом здании института, построенном на 50–60% руками его сотрудников. Обычно 1–2 раза в год выезжали в длительные командировки (как правило, на месяц) для совместной работы с коллегами из Ленинграда, Москвы, Пущина, для участия в конференциях и семинарах в разных городах страны. А вот с мая по сентябрь принимали гостей из центра. Владивосток тогда был еще закрытым городом, и поэтому главными "иностранцами", приезжающими к нам, были москвичи и ленинградцы. Работая на зарубежном оборудовании, мы с большим трудом пробивали разрешения даже на краткие посещения наладчиков техники из-за рубежа.
В 1986 году пришлось заняться и внешнеэкономической деятельностью, в результате мы стали обладателями полностью автономной лаборатории "со стеклопакетами" и двумя компьютерами "Olivetti-28" (и то, и другое большая редкость за Уралом в 1987 году). Собственно, это была больше заслуга шефа. В направлениях, которыми занималась лаборатория, — молекулярной биофизике и цитологии, без хорошего материально-технического обеспечения делать нечего.
Казалось, что это уже будет длиться до пенсии. Казалось … до 1991 года.
В начале 90-х наука была уже никому не нужна: минимальное финансирование исследований, мизерные зарплаты и пр. Наши коллеги из центра группами и поодиночке уезжали на заработки за границу. Те, кому повезло.
В 1991–92 году, устав от этой суеты, безденежья и постоянного отсутствия дома, мы (с группой однокашников) создали коммерческую компанию. У моих коллег был опыт автоматизации предприятий рыбной промышленности. А я, как физик, этой темой тоже всегда интересовался.
Дело оказалось перспективным и интересным. И вновь пришлось заниматься самообразованием — изучать юридическую литературу, писать уставы и составлять договора, вникать в суть "актива" и "пассива", информационных технологий и телекоммуникаций. Кроме банального обеспечения граждан и организаций появившимися тогда персоналками, которые возили на продажу все кому не лень, мы занимались и серьезным делом — автоматизацией крупных предприятий и банков, телекоммуникациями. У нас даже было совместное предприятие с "Совам Телепорт" ("Sovam Тeleport"), одним из первых советско-американских совместных предприятий. Мы сотрудничали с Дальневосточным отделением ТАСС, имевшим мощные каналы связи, занимались программированием.
В 1992 году начался бум создания бирж. Не прошло это увлечение и мимо Дальнего Востока. Только товарных у нас было шесть. Грех было не поработать на их оснащении. Так мы предложили информационно закольцевать все торги на них в нечто единое на базе нашего дочернего предприятия. Сделали большую подготовительную работу, но воспользоваться ею предпринимателям так и не удалось. Разваливаться биржи стали так же быстро, как создавались.
Надежда оставалась лишь на Владивостокскую международную фондовую биржу (ВМФБ), никак не хотевшую не то что разоряться, а успешно развивавшуюся, и даже создавшую совместную телекоммуникационную компанию с междугородным узлом связи для обеспечения торгов в удаленном режиме. Для нас, уже повидавших "приземленных" товарных бирж, это было очень удивительно.
В начале 1993 года мы с товарищем поехали на переговоры к президенту биржи. Впрочем, я тогда играл скорее роль сопровождающего шофера. Однако, приехав на место, выяснили, что президентом биржи является Виктор Борисович Сахаров, мой коллега по Институту биологии моря. Реакция его на мой приход была неожиданной: он человек эмоциональный, обхватил меня и заявил, что я ему как раз очень нужен. "Мы создаем депозитарий, — сказал Виктор, — давай ты будешь директором!"
Надо сказать к фондовому рынку меня всегда тянуло. В то время, эпоху ваучера, сложно было стоять в стороне от фондового рынка, и я предлагал коллегам вложить часть средств в ценные бумаги. Меня, правда, не поддержали.
От Виктора Борисовича я отшутился и о разговоре забыл, но мой приятель был настолько заинтересован во внедрении меня на биржу, точнее в сотрудничестве с их телекоммуникационной компанией, что начал действовать. Я его понимаю, то, что собирался реализовать Сахаров, в отношении организации биржевых торгов, было чрезвычайно интересно любому специалисту в области информационных технологий и телекоммуникаций. В результате однажды он обрадовал меня известием, что я выбран директором Приморского центрального депозитария (ПЦД)! При этом оказалось, что он уже дал за меня согласие.
Вновь пришлось привыкать к незнакомым терминам, вникать в суть дела.
А через месяц (в мае 1993 года) начался проект с американцами. По хранению, безналичному учету и расчетам ваучерами на аукционах, организуемых фондами имущества в разных регионах страны. Головной организацией по проекту был "Кассовый союз", однако мы с ними практически не общались, т. к. конкретное внедрение проекта "на местах" осуществлялось группой зарубежных консультантов. Пришли документы, в них надо было разбираться. Работа оказалась близкой к научной. Тогда и началась настоящая депозитарная деятельность. Ваучеры мы принимали на хранение, выдавали выписки. Благодаря этому владелец партии приватизационных чеков мог участвовать в аукционах, не возя все бумаги с собой.
Следует отметить, что Приморье уникально благодаря своему положению (восточные ворота России), инфраструктуре (в первую очередь порты) и богатствам ресурсов (рыба, лес и т. д.). Не случайно от нас практически не вывозили ваучеры, они все использовались в местных аукционах. Наоборот, инвесторы везли их к нам из других регионов. Поэтому нам много приходилось обслуживать москвичей, приехавших на аукционы, открывая им счета.
Особенность нашего депозитария была в том, что он сразу заработал как настоящий депозитарий. В современном понимании этого слова. Не как регистратор, не как трансфер-агент. Мы занимались своим делом, открывая, в частности, счета чековым инвестиционным фондам, осуществляя физическое хранение ваучеров и безналичные расчеты по результатам аукционов. Параллельно шла подготовка к обслуживанию расчетов на бирже — разработка концепции и программных технологий, документооборота и пр.
Важным фактором нашего развития стала возможность, благодаря американскому проекту, получать самую современную зарубежную литературу по депозитарному делу и документы, регулирующие депозитарную деятельность за рубежом.
Начали мы тогда контактировать и с коллегами из РИНАКО, создавшими депозитарий в городе Находка. К нам приезжали Виктор Агроскин и Анатолий Левенчук и предлагали воспользоваться их технологиями. Предлагать им было что: автоматизировав процесс, им удалось быстро и успешно наладить учет и расчеты по безналичным акциям приватизируемых предприятий Находки.
Но мы к тому времени исповедовали другую концепцию системы. В РИНАКО все строилось на объединении кусков реестра, которые вели счета владельцев. Общего же реестра не было. Мы вначале тоже сделали похожую программу и даже начали ее осваивать, но нам не удалось ее приспособить к работе Владивостокской фондовой биржи. Пришлось менять принципы. Так мы стали использовать принцип "номинального держателя", хотя формально, юридически этот термин появился в России позже. Мы здравым смыслом пришли к выводу, что если на бирже происходят торги, есть реестр и расчетный депозитарий, то должен быть номинальный держатель — централизованный учет акций брокеров и их клиентов. Альтернативой могла быть только очень хорошая, онлайновая связь с регистраторами, что при той технической базе было невозможно. Эмитентов были тысячи, каждый из них в своей амбарной книге что-то записывал. Специализированные регистраторы, использующие современные компьютерные технологии, только набирали силы.
Так что ближе к концу 1993 года был написан документооборот и программно реализована концепция расчетов по результатам сделок на бирже и внебиржевым сделкам, основанная на централизованном хранении/учете ценных бумаг в депозитарии. Более того, было разработано программное обеспечение и документооборот для брокеров (предполагалось, что они являются депозитариями для своих клиентов) и для регистраторов. И весь этот комплекс взаимодействовал на базе электронных документов и принципе прямой обработки встречных поручений.
Должен сказать, что работать было очень интересно и легко. ВМФБ и ПЦД были единым организмом. Учредители ПЦД и ВМФБ (инвестиционные компании и банки) сильно пересекались и преследовали одни цели — развитие биржевых торгов и системы расчетов, а команда, реализующая проект и формально работавшая в разных организациях, была единой. Такая постановка работы, конечно, была заслугой Виктора Сахарова — Президента ВМФБ и Председателя совета директоров ПЦД.
Осталось самое сложное, при полной поддержке инвестиционных компаний и банков, собственно владельцев ценных бумаг, пробиться в реестры акционеров в качестве номинального держателя. Помог нам замечательный Указ Президента № 1769 "О мерах по обеспечению прав акционеров" от 27 октября 1993 года, регулирующий порядок ведения реестра акционеров, в котором был упомянут нужный нам термин — номинальный держатель. После этого уговаривать эмитентов, которые в то время в большинстве случаев самостоятельно вели реестры акционеров, и регистраторов открыть нам счет номини и переводить на него акции наших клиентов стало легче. Думаю, это была заслуга Руслана Геннадьевича Орехова и команды Дмитрия Валерьевича Васильева. Мне кажется, что это был серьезный шаг команды Чубайса. При полном отсутствии законодательной базы, регулирующей деятельность на стремительно зарождающемся в результате приватизации рынке ценных бумаг страны, через указы президента вводились термины, позволяющие организованному рынку развиваться по общепринятым законам.
Так мы пришли к централизации хранения, пробиванию счетов реестра.
Мы также добились того, что на Владивостокской фондовой бирже, да и в нашем депозитарии было, пожалуй, лучшее программное обеспечение в стране. Не случайно мы уже в 1993 году использовали стандарт сообщения ISO, что было для многих тогда еще фетишем. Мы первыми в России стали работать и с НКО (Небанковские кредитные организации). В 1994-м их было в стране три или четыре, одна была во Владивостоке, и мы к ней подключились. В виде эксперимента банки, имея в них корсчета, минуя Центральный банк, могли рассчитываться через эту кредитную организацию. Большинство приморских банков, конечно, пользовались ее услугами, а мы благодаря этому смогли первыми в середине 1995 года внедрить на бирже систему "поставки против платежа".
Собственно, это были функции, которые сейчас и называются клирингом. Брокер отправлял платежку в НКО, мы ожидали электронного поручения. Продавец давал поручение о переводе бумаг на счет покупателя, соответственно, покупатель передавал через эту систему платежку. Мы документы стыковали и давали команду НКО произвести платеж, а сами переводили бумаги.
Юдин Юрий Константинович
Депозитарий, выращенный своими руками
1993–1996 - Генеральный директор Приморского центрального депозитария (ПЦД)
1996 - настоящее время - Исполнительный директор Депозитарно-расчетного союза (ДРС)
* (с) "История российского фондового рынка: депозитарии и регистраторы". Книга первая
Печатается по разрешению АНО "Экономическая летопись"
Все права на данные фрагменты принадлежат АНО "Экономическая летопись" 2006-2007
