"
Во-первых, нельзя дважды войти в одну реку. Бум в экономике достигался благодаря аномальной доступности кредита. Теперь кредитный цикл достиг своего естественного предела /когда он распространился на сегмент subprime – дальше этого можно было выдавать кредиты лишь индейским племенам Латинской Америки и индийским "неприкасаемым"/, и идея снова давать большие деньги тому же ненадежному заемщику выглядит, мягко говоря, странной. Во-вторых, в США наступает эпоха массового выхода на пенсию избалованных бейбибумеров, а подразумеваемые пенсионные обязательства до 2050 г. составляют в Штатах около 500% ВВП! И, наконец, в-третьих, США под прикрытием теории о постиндустриальной экономики де факто если не разрушили, то поколебали саму основу роста экономики, основанной на расширении внутреннего потребления. Об этом идет речь далее.
Приятно получать подтверждения собственным гипотезам. Некоторое время назад я говорил о феномене, который бросился мне в глаза: несмотря на то, что в американской экономике в середине нулевых годов наблюдался всем известный бум, в течение десятилетия доверие потребителей, измеряемое и Conference Board, и Университетом Мичигана, в общем и целом снижалось.
Рабочие места для граждан США: производство – в Китай, "постиндустриальных" служащих – на госслужбу!
Доверие потребителей в США, как известно, зависит и от таких особенных для т.н. развитого /или, к удивлению, его иногда называют "индустриализованным"/ мира причин, как величина wealth, богатства, иными словами – стоимости и доходности принадлежащих гражданам активов: акций, облигаций, разного рода паев, иных инструментов и – особенно в США, в отличие от Европы – жилья. То бишь, от их сбережений. Мне показались в этой связи странными две вещи: во-первых, активы потребителей стремительно росли в тучные годы "бума Буша", но индекс доверия, в общем-то, вяло реагировал на это. Во-вторых, всем известно, что чистые сбережения американцев стремились к нулю как раз в эти годы. Т.е. левередж рос более высокими темпами, чем пресловутый wealth. Потребитель брал все больше кредита для расширения потребления, тем не менее, чувствуя себя в этой обстановке не очень комфортно. Что это? Шизофрения? Шопоголизм как психическая болезнь?
Сегодня, кстати, как подметил Bloomberg /см. "Americans Buy IPads While Broke in New Abnormal Economy" Девина Леонарда/, американские потребители совершают абсолютно "шизофренические" с точки зрения тамошнего здравого смысла вещи: отказавшись от обслуживания ипотеки по причине неспособности ее обслуживать, они покупают не самые дешевые игрушки, вроде iPad, отказываясь при этом от брендовых шампуней, зубной пасты и т.д.. Потребление в момент апогея кризиса, говорится в статье в Bloomberg, сдвинулось на края потребительского спектра: самых богатых рецессия не очень затронула, и они продолжали покупать люксовые вещи, а самый дешевый ассортимент относится к товарам повседневного спроса, без которых просто не обойтись – следовательно, он тоже пострадал не очень.
Со временем спрос вновь стал сдвигаться к "середине" потребительского спектра. Однако в случае намеков на ухудшение ситуации он вновь "расползается на края". Теперь же, на фоне столь продолжительных неприятностей на рынке жилья и рынке труда, электронные игрушки снова пользуются странно большой популярностью. Это кажется рациональным американцам нелогичным. Но уж нам-то феномен "немотивированной" покупки отлично знаком: когда цены на недвижимость в Москве и других российских мегаполисах перевалили за все резонные величины /а городские власти пели про вечно растущий спрос/, многие граждане, копившие деньги на жилье, стали расходовать их на покупки авто и прочие "нелогичные" статьи расходов. "Живем здесь и сейчас! Не можем угнаться за ростом цен на квартиры – порадуем себя чем-то еще", – решили граждане. Американцы, как оказалось, испытывают в чем-то схожие чувства. У них наступила своего рода ремиссия: многие, кому необходимость обслуживать ипотеку обеспечивала в последние пару-тройку лет лишь растущую головную боль, избавившись от обузы путем преждевременного закрытия ипотеки /foreclosure/ и сдачи ключей банку, получив обратно некоторую сумму наличных, почувствовали облегчение и вкус маленьких радостей. Вроде обладания пресловутым iPad. Не правда ли, "здоровый" рост потребления?
Обратив внимание на эти странности некоторое время назад, размышляя о загадочном поведения потребителей в годы "бума Буша", я подумал вот о чем: о потере американцами огромного числа рабочих мест в производительных секторах экономики /в промышленности/ и о том, что это, несомненно, должно было спровоцировать рост неравенства. А рост неравенства, в конце концов, привести к "хищническому" кредитованию и, в итоге, взрыву непомерно разросшегося пузыря, который неизбежно начал захватывать те 20% населения США, которые вообще не имели сбережений /subprime/. /Подобное неравенство в РФ, социальное и территориальное, лежало и лежит до сих пор в основе уродливых искажений рынка недвижимости./
NB. Средний класс США, по оценкам, составляет около 70% населения. Соответственно, надо понимать, около 10% приходится на богатых и порядка 20% – на бедных. К примеру, в Китае средний класс ставят на уровень 10% населения, но достоверность у таких оценок – неизвестная.
Теперь я нашел немало подтверждений своей гипотезе. Некоторые из них звучат довольно политизировано: в статье "How Inequality Fueled the Crisis" на сайте Project Syndicate профессор, бывший главный экономист МВФ Рагурам Раджан пишет, что хищническое кредитование развилось в результате, условно говоря, "заговора" политиков /и, надо понимать, ФРС/ с целью прикрыть неприглядный факт падения уровня жизни большой части населения США в результате роста неравенства. "Операция прикрытия" заключалась в создании у subprime–граждан ощущения если не виртуального богатства, то доступности материальных благ в не меньшем масштабе, чем у среднего класса. Поддержание такой "легенды" требовало постоянных низких ставок, роста стоимости активов, что в итоге привело сами знаете, к чему.
Радуясь тому факту, что роль материального неравенства из-за потери рабочих мест в производительном секторе в создании нездоровой финансовой обстановки признается авторитетными исследователям, я, тем не менее, имею смелость заметить, в отличие от уважаемого профессора Раджана, что то, что мы сегодня видим – не результат неправильной политики кого-либо, а циклическое явление. Данный цикл, о котором я – в очередной раз – пытаюсь говорить, имеет множество причин и проявлений, свой базис и надстройку… И если уж говорить об идеологическом обеспечении завершающейся экономической парадигмы, примерно 35-и летнего суперцикла, о своеобразной "операции прикрытия", то это – миф о постиндустриальном обществе.
Еще в 2003 году один из руководителей научно-исследовательской деятельности в Институте экономической политики в Вашингтоне Джаред Бернштейн в одном интервью заявил, что от 15 до 25% роста неравенства в США с начала 1980-х по начало нулевых годов объясняется потерей рабочих мест в производительном секторе. Это – то, что и было для меня важнейшим обстоятельством… Я отношусь скептически к идее постиндустриального общества, в силу того, что экономика "знаний" и услуг – это, конечно, замечательно, но почему тогда США приходится импортировать столько нефти /видимо, знания без нефти все же не обойдутся/ и столько вполне материальных товаров из ЮВА, включая пресловутый iPad, что их торговый баланс остается вечно дефицитным с 1980-х годов? Выходит, что "знания" обмениваются на ТВ и компьютеры все же с некоторым дисконтом, составляющим в итоге сотни миллиардов долларов в год!
Хорошо, скажут сторонники постиндустриального общества, но приток капитала в США, компенсирующий дефицит текущих операций – разве это не другая ипостась "покупки знаний", т.е. способ для всех поучаствовать в постиндустриальной экономике Штатов? Увы, должен разочаровать апологетов постиндустриализма и в этом: большая часть притока капитала до кризиса отправлялась… в ипотечные активы, а уж приток в гособлигации – вообще иного рода, и есть следствие кредитования постиндустриальных США индустриальными Китаем, Японией и Германией. Чтобы те, не лишенные пока еще вполне традиционных, так сказать, биологических, а не "постиндустриальных" глаз и тела, могли смотреть китайский и японский телевизоры, а также ездить на немецких авто.
Парадокс "недоверия потребителей": фондовый рынок, если рассматривать его как зеркало динамики wealth американцев, показывал куда как более впечатляющие результаты в годы "бума Буша".
Однажды экономика США стала почти равной конечному потреблению домохозяйств: с 61-63% ВВП в 1950-х-1970-х гг. конечное потребление достигло 70-71% ВВП начиная с середины 1980-х гг. А вот рост потребления и, следовательно, самой экономики, стал зависеть не столько от увеличения доходов производителей традиционной добавочной стоимости, сколько от увеличения кредита. Еще бы: ведь большая часть потребителей снизила свой потребительский потенциал – хорошо еще, если лишь в относительном выражении. Это произошло от большой части потому, что производительная сфера покинула территорию США в ходе либерализации движения капиталов и глобализации. Заполнившая образовавшийся вакуум сфера услуг принесла с собой большее неравенство: в ней особенно ценится высокий уровень образования, доступный отнюдь не всем, и выдающиеся таланты, которыми обладают далеко не все. Причем у 20% населения /а, скорее, у еще большей части/ перспективы получить какие-то конкурентные преимущества в такой ситуации стали более чем туманными. Зато возможность получить больше дохода от такой модели экономического роста у "высших" слоев общества стала выше. Растущая новая элитарность, отчуждение значительных масс людей от реального wealth /богатства/, большой части населения – от перспектив личного роста и реального улучшения уровня жизни, масс акционеров – от реализации прав собственности на доли в гигантских компаниях странным образом сблизили "постиндустриальное" общество и развивающиеся экономики.
Таким образом, говорить о том, что окончательный выход из кризиса 2007-2010/? гг. достигается через стимулирование и совершенствование банковского законодательства, скорее всего, неверно. Экономика не обрела надежного двигателя, который мог бы вернуть ее на прежние тренды без огромных стимулов. Выход из кризиса требует очень серьезных структурных изменений по многим направлениям. Такая ситуация чревата тем, что список неприятностей далеко не исчерпан казусом Дубаи и Южной Европы. Неприятности могут всплывать из таких глубин, куда мы еще не догадались заглянуть. Глобальная экономика сегодня, конечно, в значительной степени поддерживается наличием новых игроков – развивающихся стран, но их масштабы несопоставимы с масштабами т.н. "индустриализованного" мира, и заменить 10 трлн.долл. конечного спроса из США они не способны. Более того, развивающиеся страны – это во многом "темные лошадки", которые уже сейчас могут быть заражены собственными скрытыми болезнями. Мы по-прежнему стоим на пороге интересных и, возможно, не слишком гладких перемен.
Рост неравенства в США и кое-что об РФ. Еще во времена Клинтона ситуация с неравенством в США был чуть лучше: элитарным кругам доставалось чуть меньшая доля сливок из общего годового прироста таковых в кувшине. Дж.Буш, однако, вполне откровенно сделал ставку на элиту.
Показатели РФ, конечно, никуда не годятся: только зарплата – очевидно плохой proxy к общим доходам. Глядя на такую картину можно сделать вывод, что РФ – ярко выраженное социальная экономика. Но даже плоская шкала налогов в России плохо согласуется с таким выводом. На самом деле, даже коэффициент Джини для РФ – весьма оценочный. Проблема получения объективной картины осложняется еще и тем, что, проведи какая-либо беспристрастная организация соответствующий опрос домохозяйств с целью выявления истины, она, скорее всего, получит слишком пессимистичную картину: ей будут в массовом порядке по традиции жаловаться "на жизнь!", - отмечает Николай Кащеев, аналитик Сбербанка
