МОСКВА, 17 авг — ПРАЙМ, Диляра Солнцева, Гульнара Вахитова. Ровно 20 лет назад – 17 августа 1998 года – россияне узнали новое слово "дефолт", в результате которого обесценилась национальная валюта, а люди лишились сбережений. Михаил Задорнов, который в тот период возглавлял Минфин, вспоминает, что решение об отказе государства выполнять долговые обязательства принималось с большим трудом и в условиях полной секретности, чтобы не допустить паники в стране. В интервью агентству "Прайм" он рассказал, из-за чего не удалось избежать "черного понедельника", какие выводы сделали власти и почему сейчас в России невозможно повторение той ситуации.
- Как вы можете охарактеризовать события августа 1998 года? Какие ошибки, на ваш взгляд, были тогда допущены властями, можно ли было их избежать? Явились ли они скорее результатом внутренней политики государства, почему правительство и ЦБ не смогли отразить внешние шоки?
— В целом у девальвации и частичного отказа государства от выполнения обязательств было четыре группы причин.
Во-первых, это непоследовательность экономической политики правительства в 1996-1998 годах. Победа Бориса Ельцина на выборах 1996 года не была использована для того, чтобы добиться финансовой стабилизации и окончательно сбалансировать бюджет, напротив, бюджетный дефицит де-факто был увеличен и финансировался за счет заимствований – как внешних, так и внутренних, через механизм государственных краткосрочных облигаций (ГКО).
Второй причиной была курсовая политика ЦБ: в то время считалось, что можно подавить инфляцию путем "привязки" курса национальной валюты к курсу твердой валюты, например, доллара. Эта практика широко применялась в международных финансах в 1990-х годах, позднее этот подход был пересмотрен. В 1995-1998 годах рубль находился в так называемом "валютном коридоре", не выходя за его границы.
Третья причина — у России в 1998 году был колоссальный государственный долг. Прежде всего, наша страна унаследовала все обязательства по внешнему долгу СССР, и для того, чтобы их обслуживать, правительству пришлось занимать за границей и наращивать внутренний долг за счет выпуска ГКО. В результате, до девальвации совокупный государственный долг приближался к 80% ВВП страны, а после девальвации – осенью 1998 года – превысил 120%. Совершенно очевидно, что этот долг было невозможно выплачивать.
И наконец, четвертая причина, которая стала триггером, – это внешние шоки, когда резко упали цены на сырье. Я напомню, что цена нефти в 1998-начале 1999 года колебалась в районе 9,5-12 долларов, что сейчас сложно представить. В связи с этим упали цены на другие сырьевые товары, и прежде всего азиатские рынки испытали сильнейшее падение. Кризис начался в Юго-Восточной Азии осенью 1997 года и повлек за собой отток капитала с развивающихся рынков, что привело к удорожанию и российского долга.
Если говорить не о причинах, а об ошибках, то по сути, это не отдельные ошибки, а непоследовательная политика российского государства в первой половине 1990-х годов.
- Вы в августе 1998 года занимали пост министра финансов. Какая царила атмосфера в правительстве тогда? Был ли это единственный вариант решения, либо рассматривались другие варианты, какие?
— Безусловно, это было не спонтанное решение, правительство и ЦБ боролись до конца, чтобы избежать девальвации и не идти на столь тяжелые меры, как отказ от части своих обязательств, поскольку этот шаг серьезно подрывал доверие к государству.
Правительство боролось более полугода, чтобы смягчить внешние шоки. Но, во-первых, правительство поменялось, эта "пересменка" сама по себе затруднила проведение последовательной политики. Кроме того, Госдума не поддержала предложенный новым правительством пакет налоговых и бюджетных инициатив, направленных на устранение дефицита бюджета.
Но российским властям летом 1998 года все же удалось пролонгировать часть своих внешних обязательств, это была рыночная реструктуризация, и долг был сдвинут на 20 лет. Кроме того, России был выдан очередной транш от международных финансовых организаций, и поначалу казалось, что этого хватит, чтобы пройти острый период, но кризис, прежде всего внешний, обострялся. Где-то в июле стало понятно, что этот пакет мер недостаточен и не соответствует ожиданиям рынка.
С этого момента мы в Минфине и Центральном банке РФ стали готовить варианты альтернативных действий, их было несколько. Само по себе решение 17 августа было довольно сложным, это был, безусловно, отход от фиксированного обменного курса. Девальвация происходила путем установления новых, гораздо более широких границ валютного коридора, но эти границы рынок очень быстро преодолел. Государственные обязательства были частично реструктурированы, по некоторым Минфин продолжал платить.
- Расскажите, пожалуйста, как непосредственно принималось решение об объявлении дефолта.
— Само по себе решение, его детали, готовились в течение последней недели, прежде всего — в пятницу, субботу и воскресенье – 14-16 августа, когда рынки уже были закрыты, и его можно было подготовить без утечки информации. Еще его нужно было согласовывать с президентом. В выходные ему было об этом доложено, и уже вечером 16 августа в Белом доме были собраны руководители крупнейших российских банков и компаний, на этой встрече мы довели до них основные элементы предполагаемых изменений в валютной политике и обслуживании долга.
- То есть у банков не было возможности подготовиться?
— Не было. О решении и последующих шагах они узнали непосредственно в воскресенье, 16 августа 1998 года. Все разговоры о том, что кто-то что-то знал – "от лукавого". По сути, такое решение готовилось несколькими людьми в Минфине и несколькими в Центральном банке, оно корректировалось по ходу, инсайд в этой ситуации был просто невозможен.
Соответственно, само решение правительства РФ было публично объявлено утром 17 августа, и началась его реализация. К сожалению, мы учились на собственных ошибках. Но я и сегодня абсолютно уверен, что по ситуации на июль-август альтернатив не было, разве что можно было несколько иначе структурировать выплаты по тем или иным государственным обязательствам.
Это решение в равной степени затронуло всех – и государство, и олигархов, и рядовых граждан: вся страна расплачивалась за непоследовательную политику первой половины 1990-х годов. Однако власти практически сразу извлекли уроки из кризиса, и уже бюджет 1999 года был принят фактически без дефицита.
- Возможно ли повторение ситуации 1998 года в нынешнее время на фоне обострения ситуации на валютном и финансовом рынке РФ? Достаточно ли у ЦБ и правительства инструментов для хеджирования рисков?
— Если говорить о сегодняшних колебаниях на внешних рынках, они не идут ни в какое сравнение с ситуацией 20-летней давности. Не только потому, что цена на нефть сейчас 70, а не 7 или 8 долларов за баррель. Во-первых, российский федеральный бюджет исполняется с профицитом в 2,5% ВВП, а не с дефицитом в 4-6%, как в 1990-е годы. Урок выучен, бюджет балансируется.
Второе, был создан Стабилизационный фонд, который потом распался на ФНБ и Резервный фонд. Этот механизм удачно применялся для смягчения предыдущих кризисов и продолжает работать, позволяя наращивать международные резервы.
Объем уже накопленных Россией резервов в 458 миллиардов долларов позволяет правительству иметь полтора-два года времени для корректировки экономической политики государства на случай неблагоприятных внешних условий.
Сегодня общий долг России – внутренний и внешний – менее 30% ВВП, а внешний — на уровне 10-12% ВВП. То есть Россия, по сути, сейчас почти не зависит от внешнего долга, тем самым гарантируя устойчивость рубля и обязательств государства.
Сейчас волатильность наблюдается на всех развивающихся рынках, но Россию они затронули гораздо меньше, чем Аргентину, ЮАР, Бразилию или Турцию.
- Можно ли уже сказать, что Россия отошла от сырьевой модели? Насколько развитие ненефтяного сектора и финансовой системы позволяет назвать экономику гибкой и устойчивой к внешним шокам?
— Макроэкономическая и бюджетная политика у нас одна из лучших в мире, это признанный факт, но, к сожалению, от сырьевой модели развития отойти пока не удалось. Это видно по доле экспорта с низким уровнем передела в структуре ВВП.
У нас по-прежнему 85% экспорта приходится на сырье (не только нефть и газ, но и металлы, удобрения, зерно, лес), а не на высокотехнологичную продукцию, как, например, смартфоны, которых в прошлом году было продано в мире почти полтора миллиарда штук.
Что сильно изменилось за 20 лет? Значительно вырос сектор услуг — финансовых, IT, ритейл, гостиничный и ресторанный бизнес. Но все равно доминируют сырьевые сектора – прежде всего, добыча и переработка нефти и газа, что, безусловно, сильно подвергает нашу экономику риску внешних шоков.
- Стабильной ли выглядит сейчас позиция России с точки зрения обслуживания внутренних и внешних долговых обязательств?
— В настоящее время внешний долг России легко обслуживается и рефинансируется, но с повышением долларовых ставок придется больше тратить на его обслуживание.
Ситуация осложняется угрозой новых санкций в отношении России, которая добавляет неопределенности для инвесторов и заставляет их выходить из российских бумаг. Неопределенность отбивает желание инвестиционных решений не только у иностранных инвесторов, но и у многих российских.
У населения и у предприятий есть большие свободные средства, но они не хотят их вкладывать именно из-за этой неопределенности. Она у нас не только внешняя, но и внутренняя: если бы правительство более четко обозначило свои экономические приоритеты и программу на три-пять лет, это помогло бы инвестиционному климату. Но определенности в экономической политике у нас пока нет.
- Насколько, на ваш взгляд, могут оказаться реальными угрозы США ввести санкции на покупку госдолга РФ?
— Давайте четко расставим точки над i, — в нашей Госдуме рождается очень много депутатских инициатив, но не все доходят до реализации. Так же и в США: есть инициативы, которые выдвигаются для внутриполитической игры и стремления заявить о себе. Не надо забывать, что в ноябре в США пройдут промежуточные выборы в Конгресс, поэтому и республиканцам, и демократам надо показать свою активность перед избирателями.
Плохо, конечно, что политики соревнуются, как сделать России хуже, лишь бы обратить на себя внимание. Это в целом отражает отношение к нам американской политической элиты. Но я все-таки не верю, что пакет, заявленный несколькими конгрессменами, будет принят в нынешнем виде.
Самое печальное, что рынки уже начинают реагировать на эти ожидания. Видимо, осенью еще в каком-то виде стоит ожидать новый виток санкций США.
- На ваш взгляд, может ли ухудшившаяся финансово-экономическая ситуация в Турции оказать дополнительное давление на российский рынок, ведь наши страны связаны множеством совместных проектов?
— Нас с Турцией действительно связывают серьезные экономические отношения. Турция вошла в десятку стран — основных торговых партнеров России, но я не думаю, что колебания обменного курса турецкой лиры повлияют на основные товарные и денежные потоки между нашими странами.
Туризм, поставки продовольствия, равно как и поставки российского газа в Турцию, проекты Росатома все равно будут продолжаться. Серьезно колебания лиры повлияют на наших соседей, прежде всего, на Азербайджан и Грузию, поскольку их валюты сильно привязаны к турецкой.
- Август традиционно является "плохим" месяцем для рубля, а восьмой месяц года, заканчивающегося на цифру восемь, особенно. Не стал исключением и август 2018 года, когда на фоне санкций и бегства капитала с развивающихся рынков рубль к доллару обновлял минимум 2016 года. С чем связано, по Вашему мнению, устоявшееся опасение россиян того, что август – "черный месяц" для финансового рынка страны? Насколько это оправдано?
— Как бы это ни было смешно, но в России очень часто какая-то турбулентность на финансовых рынках происходит именно в августе. Трудно сказать, почему, но это факт. Но я не вижу, чтобы это сильно испортило отпускные настроения российских граждан. Однако финансисты к августу относятся несколько настороженно. Хоть мы и не суеверны.
- И последний вопрос. Ваш совет, в чем россиянам хранить сбережения, чтобы защитить свои деньги от колебаний курса?
— Здесь нет каких-то универсальных советов. Ясно, что надо распределять свои деньги и риски между разными валютами, инструментами. Многие россияне этому правилу и следуют. Главное, чтобы было, что сберегать.
